Последняя реформа президента Путина. А.Фурсенко начал закрывать университеты

Федеральная комиссия по надзору в сфере образования и науки в рамках проверки российских вузов начала отбирать лицензии. В Самарской области на прошлой неделе прекратили или приостановили работу пять высших учебных заведений, тысячи студентов посреди учебного года остались на улице, большинство из них так или иначе платили за обучение. Чиновники федеральной комиссии обещают продолжить работу по всей стране по региональному и по ведомственному принципу (лишение лицензий отраслевых вузов, в первую очередь - номинально рыболовных и сельскохозяйственных).

Несмотря на то, что после опыта монетизации, слово «реформы» вызывает реакцию судороги в администрации президента и правительстве, несмотря на почти консолидированное решение отложить все реформы до лучших (или худших) времен, опаснейшие преобразовании в важнейшей сфере идут под видом рутинных административных действий.

Политически начало реорганизации учреждений сферы образования объяснимо просто. Наконец реализовались возможности ректорского лобби, представляющего интересы крупнейших вузов страны. Они направлены на то, чтобы снизить конкуренцию за студентов, имея в виду демографический спад после 2008 года. В той же логике ректорское лобби сопротивляется планам военных по отмене отсрочек, которые тоже пытаются подготовиться к катастрофическому уменьшению количества молодых людей «призывного» (оно же – «абитуриентского») возраста.

Кроме прореживания вузов по принципу работы не по лицензии (так, например, самарская «Академия водного транспорта» готовила специалистов широкого профиля, а не только водных инженеров-транспортников), есть еще одно направление реформы сферы образования. На согласовании в администрации президента находится проекты (или полупроекты) реформ порядка финансирования вузов и научных учреждений страны. Что касается образовательной сферы, то предполагается провести ранжирование вузов страны по уровню финансирования и по статусу. Во-первых, должно быть до десяти (вариант – пару десятков) вузов федерального значения, которые получат наибольшее финансирование и статус. Во-вторых, останутся порядка 200 государственных вузов ранга пониже. И, в-третьих, всем остальным предложат перейти в негосударственные некоммерческие, а в некоторых случаях и на коммерческие формы существования.

Сама идея ранжирования вузов - очень здоровая с точки зрения эффективности государственных расходов. (Насколько мы понимаем, вышеописанную схему лоббирует руководство и эксперты «Высшей школы экономики»). Однако судьба любой реформы зависит не столько от схемы, сколько от того, как реформистский замысел реализуется в материале.

А материал приблизительно таков. Сфера образования чрезвычайно раздута, в некоторых вузах ничему особенному не учат: количество юристов и экономистов мало приспособленных к жизни больше, чем нужно для экономики. Государственные деньги (не очень маленькие сами по себе) размываются тонким слоем и сливаются со значительным материальным вкладом студентов и их родителей по ужасно коррупционной схеме. Средства получают в основном не по-настоящему сильные образовательные и научные центры, а конъюнктурные администраторы от образования никак и не перед кем не ответственные за результат. 

Но с другой стороны, в России возникла система почти поголовного высшего образования. Для российских граждан  – это важнейшая социальная ценность. Более того - единственная надежда для большинства семей, потерявших общественный и материальный статус в результате либерально-экономической революции 90-х, хотя бы в детях выйти из низов. Как показывают исследования, в наиболее депрессивных регионах, запалом социального взрыва, по сравнению с которым монетизация – полная ерунда, могут быть именно жесткие и корявые действия в образовательной сфере: они продемонстрируют, что власти собираются закрепить зону социальной депрессии в будущих поколениях. То есть попытаются сформировать что-то вроде нового сословного общества без социальных лифтов и желания поддержать хотя бы советский уровень распространения национальной системы образования. Кроме того, система высшего образования – это полулегальный способ «закосить» от армии, переводить которые в совсем уж нелегальные схемы было бы ужасно глупо.

Иными словами, реформа сферы образования жизненно необходима. Причем времени действительно мало. Но лучше уж ничего не делать, чем совершать крутые действия без достаточной подготовки и без знания социальной реальности, не управляя многочисленными негативными эффектами любой даже самой хорошей схемы.

Похоже, что именно министр образования и науки Андрей Фурсенко - сейчас главный реформатор в стране. Его активность сравнима с активностью Михаила Зурабова времен пенсионной реформы и монетизации льгот. Эти неудавшиеся реформы по схеме тоже были неплохими: пенсионная реформа могла бы вовлечь граждан в денежные отношения с государством, а монетизация льгот могла повысить доходы пенсионеров и денежный оборот транспортной сфере.

В частности этот опыт должен был заставить очередную волну реформаторов задуматься над уроками реформ. Настораживает специфика обсуждения того, какие именно вузы войдут в число восьми (десяти-двадцати) учреждений национального значения. Есть гипотеза, что это должны быть вузы, которые внесены в список наследия ЮНЕСКО, то есть с самыми старыми зданиями. Вообще-то ничего удивительного: когда цель – удовлетворить ректорский социальный заказ на сокращение числа вузов, то каков критерий сокращения не так важен. И это – катастрофа.

Отсутствие внятных целей реформы по российскому опыту - есть верный признак больших проблем. Это выражается в том, что некие необратимые действия запускаются как сумма лоббистских усилий эгоистических групп и корпораций. И все – дальше никто ни о чем не думает, так что управлять ходом реформы некому. А последствиями потом уже приходится бороться в авральном режиме по причине недовольства населения и окриков свыше. 

Признаком того, что реорганизация образования и науки пойдет в каком-то здоровом направлении, могло бы быть создание «общественного совета реформы», «независимого рейтингового агентства» или т.п., то есть института оценки вузов и контроля за ходом реформы, выделенного как из сферы ректорского лобби, так и из непосредственного контроля министерства. Надо заметить, что в научной среде вопрос о рейтингах вполне решаемый, и можно вполне сделать конструкцию разумного ранжирования вузов. Умение создавать точки опоры реформ, отдельные от профессиональных лоббистов, и от непосредственного контроля ведомств – минимально необходимый навык социального реформатора.

Если идти по пути создания рейтингов вузов, то сразу возникнет административный вопрос: как соотносится со схемой ранжирования вузов схема уничтожения «лишних» вузов по признаку соответствия лицензии? Не получится ли так, что одни будет повышать рейтинг высококлассных вузов, а другие - их  закрывать на основании неких вопросов к лицензиям? В условиях обострения конкуренции это может быть весьма вероятно - то есть сразу программируется непродуктивный конфликт лоббистов.

Но это все цветочки. Если по-хорошему проектировать реформу сферы образования, то возникнут вопросы, более общего плана, и на которые, тем не менее, придется отвечать инструментальным образом.  Откуда при разрушении «плохих» социальных лифтов возникнут новые и хорошие? Понятно, что рынок их не создаст – это вообще не дело рынка, а уничтожением баласта нового качества не создашь. Откуда известно, что большинству семей высшее образование по-прежнему будет по карману? Никто же пока не знает, что будет с ценами на поступление и с коррупцией, когда вузов станет меньше. Кто и в какой момент скажет - "хватит", и прекратит конкурентное уничтожение организаций. Каким образом не получится, что в отдельных регионах даже при разумном сокращении вузов не возникнет чудовищная конкуренция за места в плохеньких университетах? И так далее вплоть до риторического вопроса – зачем правительству нужен бунт.

Виталий Лейбин .