Декан экономического факультета МГУ Василий Колесов :«Нужно менять всю систему финансирования высшего образования»

Не за горами школьные выпускные экзамены, за ними – лихорадка поступления в вузы. С побывавшим на редакционной летучке «НИ» деканом экономического факультета МГУ Василием КОЛЕСОВЫМ мы говорили не только о предстоящих экзаменах и ожидающемся конкурсе, но и о том, как в перспективе будет меняться вся система высшего образования в России: как отбирать будущих студентов, чему и как их учить и кто должен платить за обучение.

– Говорят, что на рынке труда сейчас уже складывается избыток специалистов некоторых профессий. Речь чаще всего идет о юристах и экономистах. Нет у вас ощущения, что вы начинаете работать вхолостую?

– Этот вопрос мне задают каждый год, когда факультет проводит День открытых дверей. Родители будущих абитуриентов интересуются, не грозит ли нам перепроизводство экономистов. У меня такого чувства нет, хотя ситуация действительно меняется. Сегодня подготовку экономистов ведут несколько сотен вузов. Многие – технические, педагогические – открыли в последние годы непрофильные для себя факультеты с единственной целью – заработать денег. Они поняли, что в стране существует большой отложенный спрос на тех же экономистов и юристов, но высокое качество их подготовки обеспечить, к сожалению, не могут. Формально, может быть, мы близки к насыщению. Но есть два аспекта проблемы. Первый – экономика развивается и потребности ее растут. Если взять любую развитую страну, то удельный вес экономистов и управленцев в ежегодном совокупном выпуске вузов составляет не менее четверти, а где-то – и до 40%. У нас традиционно доля экономистов была на уровне 7%, сейчас частные вузы и непрофильные факультеты ее подводят к этому уровню. Второй аспект – спрос будет смещаться на качественно подготовленных специалистов. Непрофильные факультеты уйдут с рынка.

– Пик популярности вашего факультета уже пройден?

– Думаю, что нет. В этом году, когда мы проводили День открытых дверей, к нам пришло более 1 тыс. человек. Такого никогда не было, а ведь сейчас идет демографический спад. Сегодня ничто не указывает на то, что в этом году конкурс будет ниже, чем в прошлом.

– А какой был конкурс?

– Семь человек, в том числе три медалиста, на каждое место.

– От Единого государственного экзамена вы пока не пострадали?

– Пока нет, но 2009 год не за горами. ЕГЭ ведь фактически дает два права: поступить в вуз и получить бюджетные деньги на обучение. Вторую часть почему-то никто не замечает, хотя в ней и скрыты потенциальные конфликты и противоречия. На мой взгляд, единая система оценки знаний выпускников школ, безусловно, нужна. Что же касается поступления, то, я думаю, нужно разрешить вузам зачислять абитуриентов по результатам ЕГЭ. Особенно там, где нет конкурса. Именно разрешить, а не обязывать их это делать. А там, где есть конкурс, его все равно нужно проводить. У нас вот, я вам уже говорил, было три медалиста на каждое место. Пусть это теперь будут держатели трех лучших результатов по ЕГЭ, ничего от этого не меняется. Поэтому я убежден, что единый госэкзамен не освобождает от экзамена конкурсного.

– И что вы будете делать через два года?

– Выработаем критерии отбора. Это могут быть и дополнительные экзамены, и учет количества дипломов, грамот и прочих поощрений, которые есть у абитуриента. Критериев может быть много. Но есть и более простой способ решения проблемы – «вынуть» из ЕГЭ право доступа к бюджетным деньгам, и тогда весь драматизм исчезнет.

– А не получится так, что, как бы ты ни окончил школу, все равно будешь платить?

– Чтобы так не получилось, нужно менять всю систему финансирования высшего образования. Понятно, что принцип полностью бесплатного доступа к нему уже канул в Лету. В этой ситуации можно было бы предложить две модели. Первая. Человек поступает по конкурсу способностей и талантов, а дальше решается, кто будет платить за его учебу. Это может быть и государство, но тогда после окончания вуза нужно обязательно отработать 2–3 года там, куда тебя государство направит. Так оно когда-то и было, но потом бюджетное финансирование приобрело вид откровенной халявы. Можно заплатить за учебу и из собственных средств, а если их нет, за счет кредита. Вторая модель, на мой взгляд, более интересна и перспективна. Высшая школа по ней должна финансироваться за счет трех источников. Первый – это 20% платы за обучение, которую вносят все, кто поступил в вуз. У кого нет – возьми кредит. Это покроет текущие расходы вуза. Второй – это федеральный бюджет, который должен вносить 40–50%, эти средства пойдут на зарплату преподавателям. И третий – это 30–40% на поддержание и развитие вуза, которые должен вносить регион: хочешь иметь хороший университет – вкладывай. Тогда были бы соблюдены интересы и Федерации, и региона, а плата за обучение, которую вносят учащиеся, не стала бы чрезмерно обременительной, но при этом стимулировала бы более ответственное отношение к учебе. А в том виде, в котором ЕГЭ существует сейчас, он не решит ни проблемы доступа к высшему образованию, ни проблемы его финансирования.

– Сегодня многие утверждают, что качество вузовской подготовки упало, в том числе и в МГУ, что наши выпускники не могут конкурировать с коллегами, окончившими лучшие зарубежные школы. Вы с этим согласны?

– Та система, которая была заложена еще в 30-е годы прошлого столетия, а потом окончательно сложилась в 60–70-е под задачи индустриального развития, сегодня, конечно, не выглядит современной: ни по содержанию образования, ни по структуре, ни по организации и технологии обучения. Ведь рыночная трансформация очень сильно изменила страну, у нас совсем другая экономика. К тому же мы, пусть с опозданием и пока не до конца, вошли в стадию постиндустриального развития. В его авангарде будут высокотехнологичные отрасли и компании. Их пока мало, но это не меняет общего вектора движения. Поэтому система подготовки специалистов, заточенная под индустриализацию, да еще и в социалистическом ее варианте, не может быть эффективной. В этих условиях нельзя не менять в первую очередь содержание образования. Технология пассивного восприятия студентом того потока знаний и информации, который ему «вливается», уже мало что дает. Студент должен научиться учиться, и для этого ему нужны навыки самостоятельного получения знаний, инструментарий анализа. А бесконечное закачивание знаний ему не нужно – они ведь быстро устаревают, часто бывают избыточными, поскольку никогда не востребуются. Поэтому необходимы не просто знания, а вместе с навыками решения конкретной проблемы.

С точки зрения структуры нужно переходить на 2-ступенчатую систему. Наш факультет в чистом виде перешел на нее первым еще в 1991 году. Есть уже немало вузов, которые готовят бакалавров и магистров, но при этом сохранили и так называемых специалистов, то есть нечто среднее. На мой взгляд, это имитация перехода. А мы еще 16 лет назад прекратили брать студентов на программу специалистов. Тех, кто поступал до 1990 года, разумеется, выпустили, таким образом, в 1994 году получилось два выпуска: последний – специалистов и первый – бакалавров. У нас, кстати, появилась и возможность сравнить, кто лучше. Помог случай: в 1993 году мы провели конкурс по отбору 100 студентов на стажировку в Голландию. Оказалось, что бакалавры лучше подготовлены, чем специалисты. У них не было в программе ничего лишнего, в том числе идеологических предметов, затянутых практик, была исключена военная подготовка (сама по себе она осталась, но за пределами учебного плана), и выяснилось, что интенсивная и компактная 4-летняя подготовка дает лучший результат, чем 5-летняя.

Магистерский цикл – это 16 программ, в чем-то схожих со специальностями, и в каждой из них по 3–4 специализации, которые реализуются в том, что подбирается букет специальных курсов. Кроме того, у каждой программы стержнем является научный семинар. В качестве преподавателей магистратуры мы приглашаем экономистов и менеджеров высочайшей квалификации. Они, кстати, одновременно присматривают студентов, которых потом приглашают для работы в своих компаниях. Кстати, и во время учебы подавляющее число наших студентов – будущих магистров работают по специальности. Мы этому не препятствуем, но если кто-то учебу забрасывает, полагая, что работа для него – главное, отчисляем. В этом году пришлось расстаться с 20 студентами.

– На Западе существует несколько экономических школ, которые сложились в университетах. Они ведут между собой научную полемику, зачастую отстаивая некие системы ценностей. У нас такая полемика ведется?

– У нас все чуть иначе. Скажем, некоторые преподаватели политэкономии не разделяют рыночных позиций и долгое время не хотели ничего признавать: не верю, мол, я в это, и все. Тогда вопрос был поставлен так: сам можешь не верить, но ты обязан давать студентам набор стандартных понятий из микро- и макроэкономики: спрос, предложение, предпочтения покупателей и т.п. В конце концов, удалось достигнуть консенсуса: если у тебя есть некие идеологические пристрастия, ты их волен выражать. А для аудитории есть стандарт, утвержденная программа, каталог, в который она включена, и студент обязан ее знать. И уже на этой основе могут возникнуть какие-то расхождения: кто-то станет приверженцем государственной экономики, а кто-то – безоговорочным сторонником частной, рыночной. Споры ведь идут, и можно в них участвовать – и на семинарах, и на научных конференциях. Что же касается политических пристрастий, то они в университете не поощряются, и это, на мой взгляд, правильно.

– Сегодня появилось очень много рейтингов вузов, на них ориентируются и абитуриенты, и студенты, и бизнес, которому нужны хорошие специалисты. Полезное это дело или нет?

– Вообще-то, конечно, полезное. Но в них сейчас так много субъективности… Фактически некоторые экономические вузы их заказывают, чтобы оказаться на верхних позициях. Мы ничего подобного не делаем, поэтому и оказываемся в этих, по моему убеждению, не до конца честных рейтингах не на самых почетных местах. Мне недавно попался список самых успешных российских бизнесменов в возрасте до 33 лет. Там 6 наших выпускников – больше, чем выпускников других вузов. Вот этому я доверяю.

– В «золотой сотне» Forbes много ваших выпускников?

– Честно говоря, специально я не подсчитывал, но они там, конечно, есть.

– А родной факультет они поддерживают?

– С этим сложновато. Было время, когда мы искали деньги на строительство нового здания, и я встречался с некоторыми нашими выпускниками, которые теперь называются олигархами, но ни от кого ничего существенного получить не удалось.

– Как вы думаете, России светит в этом веке Нобелевская премия в области экономики?

– Почему бы и нет. Хотя много десятилетий упущено, и это не может не сказываться, но есть же у нас талантливые люди – Шмелев, Аганбегян, сейчас многие формируются. Очень многое зависит и от состояния реальной экономики. Если человек видит какую-то реальную проблему и долго ею занимается, то он и вырастает до Нобеля. А когда реальные проблемы только-только начинают кристаллизоваться, сделать это намного сложнее.

По материалам газеты Новые известия.