Суммарные расходы государственного бюджета на науку в 2007 году составили более 200 миллиардов рублей, в ближайший год они могут еще и удвоиться

Суммарные расходы государственного бюджета на науку в 2007 году составили более 200 миллиардов рублей. А в ближайший год они могут еще и удвоиться. То, чего ждали наши ученые более пятнадцати лет, кажется, свершилось. Но станем ли мы в ближайшее время свидетелями возрождения российской науки?

Что было?

2007 год начинался для Российской академии наук не лучшим образом: Министерство образования и науки предложило им модельный устав, который вызвал неприятие большей части академического сообщества. Новый устав, по замыслу одного из его идеологов, заместителя министра науки и образования Дмитрия Ливанова, разделял научные и управленческие полномочия в Академии. Решающее слово в финансировании направлений предполагалось отдать Наблюдательному совету, в котором численный состав ученых составлял бы, по идее разработчиков, меньшинство. "Наблюдательный совет будет обеспечивать конкурсную основу в распределении финансирования и гарантировать адекватное управление имуществом РАН", - пояснял Ливанов.

Однако идея конкурсного распределения финансирования никогда не была особенно популярной в академической среде, а уж веры в адекватное управление академическим имуществом предполагаемыми членами Наблюдательного совета (чиновниками и бизнесменами) и подавно не было. Поэтому РАН был разработан свой устав, который отвечал бы представлениям о собственных полномочиях.

Таким образом, в марте затяжной конфликт между РАН и Минобрнауки принял наиболее острую форму: на общем собрании члены Академии единогласно утвердили свой вариант устава, дружным фронтом выступив против "ливановщины" (так назвал политику Министерства образования и науки по отношению к РАН академик Геннадий Месяц).

Понимая критичность ситуации, президент РАН Юрий Осипов даже решил воздействовать на общественность через обращение к прессе. В его словах, которыми завершалось то памятное собрание, звучали нотки отчаяния: "Очень важно, чтобы вы - члены общего собрания - активно реагировали в прессе по поводу того, что происходит вокруг ситуации с наукой и с Академией наук. Я вас очень прошу! Наши противники всегда используют средства массовой информации, чтобы изложить свою точку зрения, а мы это делаем недостаточно активно. Я вас очень прошу включиться в эту работу. Я вас поздравляю с этим голосованием! Это голосование продемонстрировало единство Академии наук. А когда мы встретимся, я, к сожалению, сказать не могу..."

Незамедлительно последовавшая реакция Дмитрия Ливанова позволяла строить самые мрачные прогнозы относительно судьбы РАН: "Что касается сегодняшнего голосования, то хочу отметить, оно не будет иметь никаких правовых последствий. Устав вступит в силу только после его утверждения правительством. Это не финальная точка, а начало дискуссии. Будет начат процесс согласования по вопросам того, как будет организовано управление РАН".

Академикам оставалось лишь уповать на то, что пока, как заметил вице-президент РАН Александр Некипелов, в правительстве и администрации президента России персонально никто не готов взять на себя ответственность за разгром Академии наук.

Довольно быстро эти надежды оправдались. Тот, с кем ассоциировался "разгром Академии", ушел от нее подальше: возглавил родной Институт стали и сплавов (МИСиС).

А собственно академический устав завис на согласовании в министерстве...

Со стороны такое развитие событий могло показаться если не победой, то передышкой с укреплением оборонных позиций. Тем более что это как раз совпало с началом лета.

И вот в конце июня, в сезон академической тишины, среди руководителей РАН появляется новая фигура - директор Института кристаллографии РАН и директор ГЦ "Курчатовский институт" Михаил Ковальчук.

Сама фигура Ковальчука по всем параметрам должна была бы не просто насторожить, а отпугнуть руководство РАН. В научной среде его знали как чрезвычайно авторитарного руководителя, который самым бесцеремонным образом обращался с академиками, находящимися в его подчинении, а также как автора (алхимического по сути) проекта о том, что нанотехнологии - это больше, чем новый "атомный проект", который выведет российскую науку, да и саму страну на передовые рубежи в мире. Презентация проекта традиционно включала идеологическую базу - утверждения, выдававшие у их автора искаженные представления об истории развития науки, ее философии и самой сути. (Среди журналистов даже появилась шутка: "Самый большой компромат на Ковальчука - это его прямая речь".) А такие факты, как участие в диспутах и собраниях с последователями Каббалы, или высказывания относительно "утечки мозгов" (Россию покинули не лучшие, а слабые) превратили Ковальчука в одиозную фигуру в широком научном сообществе. Но, как оказалось, не в узком.

Никто из членов президиума РАН не решился на публичную критику заявлений Ковальчука, хотя подмену в истории с атомным проектом заметили все: науку мобилизуют не проекты, а задачи. Если понятно, что именно надо сделать (бомбу, ракету, компьютер, сеть компьютеров), можно заявлять о проектах и концентрировать ресурсы. А в случае с нанотехнологиями в чем задача? Нано - это способ решения... чего? Задача-то в чем? Этого не смог сформулировать даже сам Ковальчук, а в кулуарах Академии поговаривали примерно так: "Да, убеждает он смешно, но деньги на науку выбил. Это уже хорошо. А "нано" - не "нано", ну, добавим к нашим исследованиям приставку "нано" и будем их дальше проводить. Нет такой приставки в русском языке? Так будет. Язык развивается как живой организм".

И президиум РАН избирает Михаила Ковальчука на должность исполняющего обязанности вице-президента РАН. И.о. из него получился только потому, что пройти выборы в действительные члены РАН у руководителя Курчатовского института никак не получалось (почему - гадать не будем, в Академии голосование тайное), а член-корреспондент Академии наук не имеет право занимать пост вице-президента. Внести же без общего собрания соответствующую поправку в устав РАН, позволившую бы Ковальчуку полноправно занять этот пост, президиум все же не решился.

При этом ни о каком давлении со стороны Минобрнауки, администрации президента РФ или еще каких-то злых сил речи не было: избрание происходит тихо, без скандалов, так, что даже пресс-служба РАН не дала никаких комментариев по этому поводу. Ее представители просто не приехали на пресс-конференцию, которую устраивали совместно Курчатовский институт и Роснаука вскоре после избрания Ковальчука на пост и.о. вице-премьера РАН. Хотя их ждали и коллеги из курчатовской пресс-службы, и журналисты. Сам же Ковальчук заверял собравшихся представителей СМИ, что в его чудесном "проникновении" в президиум РАН нет ничего странного: мол, Курчатовский институт всю жизнь с Академией наук был неразлучен. Понятно, что такие темы, как "цена вопроса", близость Ковальчука к руководству страны и Минобрнауки, способ получения суммы на реализацию проекта развития нанотехнологий, не обсуждались за их очевидностью.

А получить комментарии от руководства РАН было затруднительно: каникулы же...

Сентябрь, как начало нового академического сезона, стал примечателен событием, казалось бы, не имеющим напрямую отношения к Академии: приказом Путина госкорпорацию "Роснанотех" возглавил Леонид Меламед. Само по себе, может быть, это и не отразилось бы на академической жизни, если бы не одно обстоятельство: руководить прорывом в области нанотехнологий, распределять деньги на нанопроекты, равно как и нести за это ответственность будет не Ковальчук и даже не его люди. (Кандидатура на должность главы "Роснанотеха" со стороны Ковальчука, видимо, не прошла "конкурсный" отбор.)

Итак, распространенное мнение о том, что фактически в стране за науку отвечает Ковальчук, оказалось неверным. А значит, и об опасности, связанной с его появлением в руководстве РАН, тоже можно было забыть.

И вот наконец в ноябре многострадальный устав, вокруг которого было столько битв весной, был согласован с Минобрнаукой и утвержден правительством РФ. Руководство РАН получило столько свободы, сколько могло унести. Оно само отвечает за распределение средств, включая заработную плату своих сотрудников.

На этом фоне уже не страшным выглядел проект постановления ПРФ об отъеме у РАН существенной части имущества. В проекте постановления предлагалось из 606 организаций, находящихся в ведении РАН, оставить ей 451, а остальные, не имеющие непосредственного отношения к научному процессу, изъять (жилищно-эксплуатационные, издательские, снабженческие, торговые, ремонтно-строительные и автопредприятия; организации социальной сферы; инновационные центры, как не проводящие фундаментальные и прикладные исследования; организации, соучредителем которых является Российская академия наук). К проекту прилагалась пояснительная записка и список организаций, подлежащих изъятию и передаче другим собственникам.

Так, например, Академия должна была лишиться образовательных учреждений. Но как это согласуется с курсом на интеграцию науки и образования, уже давно декларированному правительством РФ и на реализацию которого правительство уже направляет финансовые средства?

Но еще ниже предлагалось из образовательных учреждений два все-таки оставить: лицей "Физико-техническая школа" при Физико-техническом институте им. А.Ф.Иоффе Российской академии наук и Санкт-Петербургский физико-технологический научно-образовательный центр Российской академии наук. А почему именно эти два?

И почему Дом ученых Научного центра в Черноголовке предлагалось передать в ведение Московской области, а Дом ученых Троицкого научного центра - в ведение города Троицка?

А чем можно объяснить изъятие "инновационных центров, как не проводящих фундаментальные и прикладные исследования", если это противоречит общей линии правительства РФ на усиление инновационной компоненты научно-технической деятельности в Российской Федерации?

Много было в этом проекте постановления неувязок. И поскольку сам принцип, по которому изымалось имущество, был абсолютно непонятен ни из пояснительной записки, ни из предлагаемого списка, то реакция руководства РАН и профсоюзного комитета РАН на этот проект была простая: если непонятно, почему отдавать, то лучше не отдавать ничего вообще.

И проект довольно быстро был отклонен правительством и отложен до лучших времен. До них же (а именно до мая 2008 года) отложено избрание нового президента РАН.

Не менее благоприятным для президиума РАН стало заседание Президентского совета по науке.

Преимущества государственных академий на этом заседании были очевидными. Выступление министра науки и образования Андрея Фурсенко носило уважительный характер по отношению к РАН. Министерство берет на себя консультативно-сервисные функции: "Хотелось бы пожелать учесть позитивный опыт применения стимулирующих надбавок в Российской академии наук за конкретные измеряемые показатели результативности научной деятельности. Мы со своей стороны, со стороны министерства, готовы оказать любую консультативную поддержку в этом вопросе тем, кто к нам обратится".

А слова Владимира Путина на том же заседании, обращенные к Михаилу Ковальчуку, прозвучали и вовсе симптоматично: "Михаил Валентинович, первая часть вашего выступления была бессмысленна, потому что деньги вы уже получили. Реклама нанотехнологий была не нужна, мы уже с этим согласились. Но на всякий случай, понимаю, усугубил".

Таким образом, можно считать, что календарный год для Академии начинался за упокой, а заканчивается за здравие? Не совсем. Если мы посмотрим на то, чего не произошло.

Чего не было?

Победа президиума РАН в борьбе с Минобрнауки сыграла с самой РАН, быть может, не менее злую шутку, чем сыграл бы проигрыш. Конечно, вряд ли найдутся серьезные эксперты, которые смогут убедить ученых в том, что Минобрнауки, в том виде, в котором мы его знаем, способен эффективно реформировать РАН. На смену неприятной (но, заметим, предсказуемой) "ливановщине" пришла абсолютно невнятная "хлуновщина" (новый академический термин).

В то время как в Минобрнауки принимается к согласованию устав РАН, именно директор департамента научно-технической и инновационной политики Александр Хлунов разрабатывает тот самый проект постановления об изъятии части имущества у РАН. Это говорит, по крайней мере, о том, что управление со стороны Минобрнауки по-прежнему ведется неэффективно и не согласуется с собственной политикой. Иначе зачем одновременно готовить "неубедительный" проект по изъятию имущества и одобрять устав РАН, который позволит Академии это имущество сохранить? Ведь реакция руководства РАН на такого рода документы тоже вполне предсказуема.

(Хотя имущество, скорее всего, все равно будет изъято; только, судя по реплике Владимира Путина все на том же совете, проект постановления теперь будет подготовлен получше: "Хотел бы обратить ваше внимание на то, что с расширением самостоятельности увеличивается и ответственность. Необходимо думать об оптимизации сети: 600 учреждений, из них только 400 занимаются непосредственно научной деятельностью, 200 - не занимаются".)

Но одно то, что в правительстве не стали давать отмашку на бездумное реформирование Академии, - факт отрадный. Даже если это связано лишь с тем, что до президентских выборов 2008 года принимать и воплощать в жизнь непопулярные решения руководству страны кажется неразумным. Академию решили оставить на время в покое, чтобы не наживать себе лишних враждебных голосов.

Но насколько эффективно удалось Академии использовать это - пусть временное - преимущество? Принимаются ли решения, которые позволят ей динамично развиваться в будущем?

Межведомственная борьба мобилизовала довольно разрозненное и неоднородное сообщество внутри Академии (поскольку, как мы уже говорили, от чиновников Минобрнауки ни стар, ни млад ничего хорошего не ждет) и как бы заслонила те проблемы, которые надо решать немедленно. Ведь в том виде, в котором сейчас существует Академия (даже если прольется золотой дождь), она не получит результатов, сравнимых с теми, на которые любят ссылаться историки науки.

Несмотря на то, что на Президентском совете по науке был заявлен проект единой программы фундаментальных исследований академического сектора науки на основе планов государственных академий, из выступления президента РАН Юрия Осипова никак не следует, что теперь, когда Минобрнауки больше не станет давить на РАН, будет проведена собственная модернизация. Доклад пронизан идеей централизации управления и распределения средств не только внутри РАН, но и других государственных академий, которые будет координировать руководство РАН: "Предлагается создать для управления программой координационный совет из представителей государственных академий наук с участием представителей заинтересованных федеральных органов исполнительной власти".

Главные боевые научные единицы, выдающие основные научные результаты, - отдел или лаборатория - остались даже неназванными. Руководитель проекта не стал ключевой фигурой в принятии решений. Руководство РАН по-прежнему не признает, что при рациональной организации науки администрация - это квалифицированный сервис для отделов или лабораторий.

А без этого признания невозможно будет решить проблему кадровых провалов, которая делится на две составляющие: привлечение (точнее - удержание) молодежи внутри страны и хотя бы временное привлечение ученых среднего возраста из-за рубежа.

На обе эти составляющие на заседании совета по науке обратил внимание Владимир Путин: "Остановлюсь еще на одном принципиальном положении программы - на вовлечении в фундаментальные исследования молодежи. Думаю, что вы со мной согласитесь: молодым нужно прежде всего видеть ясные перспективы своего научного роста, быть заинтересованными, задействованными на интересных востребованных направлениях, иметь возможность непосредственно участвовать в глобальных научных обменах и исследованиях.

Убежден, решить эту задачу во многом способна сама академическая среда, ведь материальные стимулы для талантливой молодежи пусть постепенно, но все-таки создаются, и уважение к труду и к профессии ученого вновь возрастает, мы это совершенно очевидно наблюдаем в обществе".

Похоже, у молодых ученых нет веских оснований разделять убежденность президента. По признаниям директоров академических институтов, обобщенный портрет потенциального молодого научного сотрудника таков: это житель того города, в котором находится академический институт (москвич, если речь о московских институтах, петербуржец, если речь идет о Санкт-Петербургском отделении наук и т.д.), холостой или имеющий родителей, готовых материально поддерживать его семью, не имеющий особых карьерных амбиций. А если он еще и талантливым ученым окажется, то и замечательно. Но это последнее условие.

Потому что, будь этот парень хоть без пяти минут нобелевский лауреат, невозможно взять его на работу, если у него нет российского гражданства. А если он не житель этого же города, то зарплата молодого ученого не позволит ему ни снять квартиру, ни, тем более, содержать семью. И, конечно, молодой человек должен понимать, что в системе Академии его профессиональный статус, способность влиять на решения и материальное положение зависят не от достойных научных результатов, а от возраста.

Но в докладе Юрия Осипова ничего не сказано о том, как изменится отношение к молодым ученым. Дадут ли им не "рыбу" (деньги и бесплатные квартиры), а "удочку" и "возможность ловить"?

А с другой стороны, можно ли решать проблему молодых ученых как отдельно взятую? Ведь молодость (как и старость) - это не индульгенция. "Удочка" и "лицензия на ловлю" должны вручаться не младшему или старшему, а достойному, тому, кто умеет это делать. И главная задача, которую теперь при наличии свободы могло бы решить руководство РАН, - это создание благоприятной среды для "рыбаков".

То же самое касается проблемы привлечения ученых из-за рубежа. Юрий Осипов не обозначил ни саму проблему, ни способы ее решения. В то время как Владимир Путин акцентировал внимание на этой задаче дважды:

"Мы обеспечим совершенно точно задачу возврата нужных нам кадров сюда, в Россию, потому что люди будут понимать, что от результатов их интеллектуальной деятельности напрямую зависит их благосостояние - и не в том, что определяет государство в качестве базовой заработной платы в Академии (за что, знаю, руководство Академии держится, в общем-то, и правильно: база должна быть), но от их интеллектуального продукта зависит благосостояние даже их внуков и правнуков, потому что мы с вами понимаем, что такое обеспечение прав интеллектуальной собственности - чрезвычайно важная вещь. Обращаю на это внимание и министра, и администрации президента. Мы должны сформулировать эти правила".

Создание условий для работы в России зарубежных ученых (иностранцев и представителей нашей диаспоры) Путин отметил также и в комментариях к выступлению Ковальчука: "Теперь что касается того, что в центре Европы у нас появятся наши сотрудники, которые работают на наши общие цели. В целом это неплохо, но все-таки наша задача - чтобы наши сотрудники, так же как и иностранные, работали в центре России, во всяком случае, в наших ведущих научных исследовательских центрах".

Но если президент России может и не знать о том, что технически это сделать пока невозможно, то президент РАН хорошо представляет, что в академических институтах не предусмотрены позиции для временной работы зарубежных ученых - молодых (вроде postdock) или зрелых (вроде visiting professor). Хотя, казалось бы, у Академии есть и права, и полномочия для создания таких позиций. Но будет ли желание? Во всяком случае, публично свое отношение к проблеме привлечения зарубежных ученых Юрий Осипов еще не выражал.

Не была в докладе президента РАН затронута и другая очень важная для российской науки проблема: отсутствие научного менеджмента. Прежде позицию, которая не раз звучала из уст вице-президента Александра Некипелова о том, что науке нужны завхозы, а не менеджеры, еще можно было рассматривать как неудачную шутку, потому что, как уже отмечалось, в эффективность специалистов, присланных из Минобрнауки, никто не верил.

Но сейчас, когда РАН сама определяет свою судьбу и строит перспективы развития, разве нет необходимости рационально организовывать научный процесс: долгосрочное планирование научных исследований, измерение научных результатов лабораторий и институтов, создание инженерно-технических сервисов в институтах, закупка и рациональное размещение оборудования, элементарная логистика, современная организация опытного производства, организация доступа к мировым научным информационным ресурсам, приглашение наиболее необходимых в данный момент специалистов, создание пресс-служб и т.д. - все то, что и подразумевает современный научный менеджмент? Об этом не сказано потому, что все это уже давно прекрасно выполняется самими научными сотрудниками? Или потому, что это не нужно вовсе для отдельно взятой российской науки? Или потому, что уже внутри академий для этого имеются готовые специалисты (завхозы), которые давно рвались в бой, но им не давали скрытые противники?

Не было сделано в выступлении Юрия Осипова и акцента на систему оценки работы научных институтов. Ведь за последний год очень много нареканий и замечаний со стороны руководства РАН и рядовых научных сотрудников было высказано в адрес системы ПРНД (показателей результативности научной деятельности), которая была разработана министерством. А что предложено взамен? Или нет такой проблемы?

Ее коснулся в своем выступлении (опять-таки в рекомендательном ключе) министр науки и образования Андрей Фурсенко: "Представляется совершенно необходимым разработать систему критериев эффективности работы научных институтов и отдельных подразделений, в соответствии с которой проводить периодическое сравнение однопрофильных организаций и подразделений с целью постепенного перераспределения финансовых ресурсов между институтами в зависимости от эффективности деятельности научных коллективов, создавая тем самым конкурентную среду в той части научной сферы, которая прежде финансировалась по смете и вне зависимости от достигнутых результатов. Важнейшим элементом создания системы конкурсного распределения финансовых ресурсов является абсолютная прозрачность всех процедур для ученых, а также наличие независимой экспертизы, подразумевающей ее неаффилированность с кругом участников конкурса".

Допустим, эти слова из уст министра звучат неубедительно. Но тогда каков вариант со стороны РАН?

Или совсем уже частный вопрос. Во вновь утвержденном уставе РАН сказано о том, что одной из задач Академии названа популяризация научных достижений ее институтов. Как будет реализовываться эта задача, если при неизменно существующей структуре распределение средств на исследования никак не связано с популярностью в обществе? Зачем институтам рассказывать о своих результатах, тратить на это силы и средства? Да и кто это будет делать в той структуре управления, которая сохраняется?

Главное чувство после доклада президента РАН Юрия Осипова - ощущение неподвижности. По крайней мере - до весны.

На чем сердце успокоится?

Начиная с конца 50-х в России стала появляться новая литература о войне, так называемая "окопная правда". Она рассказывала о том, кто на самом деле победил в Великой Отечественной и какой ценой. Так и в нашей науке: победа будет за самой наукой. Но заплатят за победу опять боевые солдаты и офицеры.

Руководство РАН одержало победу в процессе административного торга: удалось нейтрализовать атаки Минобрнауки, удалось "отбить" устав (какой ценой - другой вопрос). Но настоящая победа на стороне тех, за кем пойдет реально действующее научное сообщество. Где эта сторона?

Неудачи Миннауки во многом были связаны с неумением вести диалог именно с "мотором" научной жизни. С теми, на ком держатся институты, с теми, кто делает науку. С теми, у кого уже зарплата перевалила за 20 (!) тысяч рублей. С теми, с кем руководство РАН в диалог просто не вступает.

Академический год не совпадает с годом календарным. Поэтому в декабре подводить итоги академической жизни рано. А строить прогнозы уже можно: до выборов никто не готов взять на себя ответственность за реформу Академии. Даже сама Академия. И с этой точки зрения совсем не важно, чем закончится очередное декабрьское общее собрание РАН...

Об этом сообщает Русский журнал.