Зачем нужны гуманитарии

Министр образования России Андрей Фурсенко недавно заявил об избытке в стране гуманитариев. О ситуации в гуманитарной сфере и о том, зачем вообще нужны гуманитарии, а также о современном состоянии наук о мозге «Росбалту» рассказала доктор филологических наук, доктор биологических наук, профессор кафедры общего языкознания филологического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, заведующая отделом общего языкознания и лабораторией когнитивных исследований Института филологических исследований СПбГУ Татьяна Черниговская.

- Татьяна Владимировна, на прошлой неделе наш министр образования высказал мнение, что в стране избыток гуманитариев. А зачем они нужны обществу вообще – похоже, пора это переосмыслить?

- Гуманитарии нужны не столько стране, сколько в целом человечеству. Ведь человек — это не отвертка какая-нибудь. Способность думать в широком смысле, способность к интуитивным прорывам, к сложным ассоциациям, к идеям, берущимся непонятно откуда и оказывающимся гениальными – вот главная ценность человека. А гуманитарии — плохо ли, хорошо ли — это богатство держат. Чем дальше мы движемся в сторону хайтека, тем очевидней, что с машинами в инструментальном плане нам не сравниться. А вот те способности, которые я назвала выше, делают человека незаменимым — сейчас и в обозримом будущем. Это всё – гуманитарная составляющая нашей жизни.

- У многих сложилось отношение к гуманитарным наукам, как к «болтологии». Возможно, отчасти проблема в том, что качество гуманитарных наук оставляет желать лучшего?

- При подготовке конференций, в качестве эксперта некоторых фондов мне приходится читать немало научных работ. В последние годы я стала с ужасом замечать, что «пропадает середина» — есть блестящие работы мирового уровня, в основном из Москвы, Петербурга, еще нескольких научных университетских центров со старыми школами вроде Новосибирска. А шаг вправо-влево — читаешь и начинаешь думать, что у тебя что-то с головой. Если Фурсенко нарвался на что-нибудь такое — концепт печи, концепт косы, концепт души — то можно ему посочувствовать. У нас сложился слой людей, которые думают, что любое эссе — это наука. Я не против эссе в принципе: хотят писать — пусть пишут, и пусть их читают, если есть желающие. Но только не надо называть это наукой. И не надо забывать, что есть и другие люди, и настоящая наука!

- По-моему, у нас в стране нет понимания, что в гуманитарных науках точно так же действуют законы и закономерности, как в математике или физике. Если люди не воспринимают государство как субъект, отражающий их интересы, то они начинают его разрушать. Если законы разные для представителей власти и рядовых граждан, значит их не будет соблюдать никто. Если при принятии решений не учитывается мнение людей, которых они касаются, то люди будут их саботировать, откровенно или скрыто. Складывается впечатление, что законы, выявленные социологией и социальной психологией, у нас в стране мало поняты. Что само понятие гуманитарных и социальных технологий не воспринимается иначе как манипулирование мнением.

- Гуманитарные науки — более мягкие по сравнению с точными. Закономерности в них не столь жестко прописаны. Это и создает иллюзии. А между тем уже понятно, как работает социальное взаимодействие, через что. Не так давно были открыты так называемые «зеркальные нейроны». Выяснилось (причем случайно — в процессе эксперимента, отнюдь не направленного на выявление никаких зеркальных нейронов), что нейроны субъекта реагируют на действия другого субъекта так, как будто действует сам «владелец нейронов».

Зеркальные системы, присутствующие практически во всех отделах мозга человека, которые активируются, в числе прочего, при сопереживании эмоций или при воспоминании о них — это, по-видимому, основа, на которой развивался мозг, готовый для функционирования языка и построения моделей сознания других людей, для социального обучения и адекватного поведения в социуме. Они обеспечивают сопереживание и социальный контакт.

Можно даже сказать, что они обеспечивают сознание. Хотя биологам мое высказывание не понравится. Наш мозг запоминает, «как другой сделал», и мы можем это повторить. Система зеркальных нейронов нарушена у тех, кто страдает такими заболеваниями, как аутизм или шизофрения. Возможно, система зеркальных нейронов — это основа всей человеческой культуры.

- Новый американский президент Барак Обама, говорят, не чужд социальных технологий и обещает развивать когнитивные науки. Наверное, он задействовал системы зеркальных нейронов избирателей...

- Один из главных американских когнитивистов Джордж Лакофф проанализировал кампанию Обамы и описал, каким образом он выиграл выборы. Не знаю, слышал ли когда-нибудь про зеркальные нейроны Обама, но он сумел эффективно использовать законы межчеловеческой коммуникации. Условно говоря, «зеркальные нейроны избирателей» откликались на его действия. Он вызывал эмпатию и таким образом пришел к победе. Маккейн обращался к прошлому, а Обама – к будущему. Результат налицо.

- Системы зеркальных нейронов – это принципиальная вещь, объясняющая, как происходит взаимодействие. Выходит, мы приближаемся к пониманию работы мозга в целом?

- Мозг настолько безмерно сложен, что нам он не по зубам. Мы можем его изучать, исследовать, но никогда не поймем. 150 миллиардов нейронов, и каждый нейрон имеет порядка 10 тысяч связей с другими нейронами. Это больше, чем звезд во вселенной. Мозг сложнее человека. С точки зрения технологии изучения мы скоро достигнем предела – мы будем видеть и отслеживать все, что происходит в мозге, каждый нейрон, но это не приблизит нас к пониманию того, как и почему оно происходит. Чем сильнее приборы, тем нам же хуже! Мы видим немыслимо сложный оркестр, музыканты которого переезжают с места на место, когда хотят, и играют, что хотят. И статистика нам ничего не дает. Какая статистика, если среди тех, кого мы исследуем — академики, домохозяйки, студенты. При этом домохозяйки есть умные и глупые, студенты — заторможенные и истерики, академики — молодые и старые и т.д. Как их складывать?

Другая сторона проблемы: если посмотреть на точку в лупу, это уже не совсем точка, а если в электронный микроскоп — так вообще неизвестно что. Досконально нам этого не изучить. Но продвинуться в направлении понимания мы можем.

- Все-таки когнитивное усложнение людей идет. Больше независимых переменных начинают воспринимать...

- Это несомненно. Но, возможно, кое-что мы и утрачиваем. Возможно, в некоторых отношениях наши предки знали больше. Существуют люди с экстрасенсорными способностями. Их мозг умеет что-то такое, что в наши парадигмы научного знания не вписывается. В последние годы жизни Натальи Петровны Бехтеревой я близко с ней общалась. Сначала я не без скепсиса относилась к тому, что она на основании своих исследований мозга пришла к выводу, что «есть что-то такое». Да и знаете, как к этому относились, – пожилая женщина, мало ли что могло привидеться... Но ей ничего не привиделось, у нее был абсолютно кристально ясный мозг, замечательная память, она просто была очень смелым человеком и не боялась говорить о том, с чем большинство ученых не хочет связываться, опасаясь за свою репутацию. Болотистая почва, которая затягивает, на которую ученые предпочитают не вставать… Только человек такого масштаба мог на это решиться. Ведь она страшно рисковала — своей репутацией. Но она увидела, что есть большая область, обеспечивающаяся мозгом, которую мы не понимаем. И не захотела закрывать на это глаза.

В свое время была организована комиссия по изучению сознания при академии наук. Туда входили и физики, и биологи, и психологи, и нейрофизиологи, и… фокусники. Они пытались дать объяснение некоторым непонятным способностям людей. Но не смогли. Признать это официально — значит признать, что мир устроен не так, как мы декларируем.

- Мне приходилось читать о работах известного, но с неоднозначной репутацией австралийского нейрофизиолога Алана Снайдера. Он утверждает, что придумал способ экстраординарно усиливать способности к запоминанию, «копированию реальности» через подавление работы одного из полушарий и таким образом – усиление другого. Как вы относитесь к таким работам? Проводятся ли сходные исследования в России?

- Про Снайдера я слышала, но подробностей не знаю. У нас работы такого рода проводятся в контексте коррекции больных с поражениями мозга – по медицинским показаниям. А вообще развитие технологий, эксперименты с человеческой природой не остановить. Уже родился первый ребенок с модифицированным геномом — девочка, которую методом генной инженерии избавили от наследственной расположенности к раку груди. Разве можно против этого возражать? Хорошее дело!

Но ведь на этом не остановятся! И клонирование будет! И изменение генома детей на коммерческой основе – чтобы рождались голубоглазые, золотоволосые, с ногами от ушей, ума Эйнштейнова да еще и прыгали на пять метров. Человеческая природа такова, что запретить это невозможно. Более того, думаю, что такие эксперименты уже ведутся, и мы возможно на пороге новых технологий создания человека. Но к чему это приведет? Что это будет за мир, где богатство будет обеспечивать и красоту, и ум? Что будет твориться на другом полюсе этого мира? Что у всех этих людей будет с самоидентификацией? И не исчезнем ли мы на этом как биологический вид?

Я была на одном узком круглом столе, где обсуждались вопросы продления жизни. И одного известного специалиста-генетика спросили, в том числе и представители власти, возможно ли значительно увеличить продолжительность жизни — до 250 лет? И этот специалист ответил: да, возможно, только надо работать как с животными – пары подбирать, селекцию проводить. И наш вид на этом закончится, это будет уже другой вид. Ну, и все замолчали.

Мы, кстати, близки к ситуации, когда уже можно будет посмотреть на мозг и сказать: этот человек — потенциальный серийный убийца. Потенциальный в том смысле, что может и не убьет, а будет гулять по склонам швейцарских Альп, слушая, как коровки звенят колокольчиками. Но есть большой шанс, что убьет пять девочек, а может и больше… И что с этим делать? Ведь европейская цивилизация стоит на принципе презумпции невиновности.

- Приходилось слышать разные мнения о сегодняшних абитуриентах-студентах. На ваш взгляд, по сравнению со временами двадцатилетней давности студенты стали умнее, мотивированнее, разностороннее, или наоборот?

- Опять вынуждена сказать, что вымывается середина. Мы теряем «средний класс». Есть совершенно замечательные ребята. Вообще к нам на кафедру приходят в основном выпускники нескольких очень сильных петербургских гимназий, где дети получают отличное образование, и куда берут не по блату и не за деньги — деньги и блат бессмысленны там, где требуются интерес, способности, готовность много работать. Они изучают три европейских языка и шесть лет — греческий с латынью. Знаете, каково им преподавать? Выходишь, как на арену с тиграми. Есть и противоположный полюс.

Ко мне тут как-то приходит коллега с соседней кафедры и спрашивает неожиданно: «Водка есть?» Я говорю: «Да, и водка тоже есть, а что собственно случилось?» Он объясняет: принимал экзамен по классической русской литературе, студентка совсем ничего не знает, и он от отчаяния ее спросил, чем окончилась «Анна Каренина». Она ему говорит: «Анна с Вронским ушли в монастырь». Он спрашивает: «Что, в один?» А она говорит: «Да, ведь они любили друг друга». Вот так.

В общем, действительно страшный разрыв. Что касается нашего отделения, у нас учатся не те, у кого тройки по физике и математике, а те, у кого пятерки и по этим предметам тоже, и выигранные олимпиады за спиной, и они сознательно выбрали языкознание. У нас тут не факультет невест, где готовят девушек, умеющих говорить по-французски и вести себя в обществе, а серьезное обучение, и жаловаться на контингент студентов не приходится.

- А что с выпускниками? Уезжают в Гарвард?

- Да, для Гарварда, Беркли, Оксфорда, получается, тоже готовим специалистов. Но сейчас уже сформировался круг выпускников, которые не переезжают на Запад, а работают и там, и тут, обеспечивая связь школ, обмен знаниями. Лекции читают и в Петербурге, и в Лондоне, по грантам международным работают. Но в этом смысле гуманитариям проще. А вот биологам, физикам, химикам как быть? Ведь они зависят от оборудования. Это даже не вопрос зарплат, а вопрос технологического уровня исследований.

- Ну так что – выхода нет? Все равно будем терять научные кадры?

- Надо как в Китае делать. Они посылали в ведущие научные центры свою перспективную молодежь, чтобы они там выучились и вернулись. А в Китае им гарантируют уровень жизни, сопоставимый с Европой и США. И, в общем, они уже вырастили себе научную элиту.

- Думаю, не так это просто. В Китае люди, которые пишут программу развития страны, на 90% выпускники американских университетов, да еще и жили в США лет по пять-десять. Большой вопрос, насколько по менталитету они остались близки Китаю. К тому же, наши студенты куда быстрее утрачивают связь с родиной — просто потому, что западная культура им не чужая.

- Конечно, не просто! Простого нас впереди вообще ничего не ждет – даже и не мелькает. Вопрос в том, о какой части непростого говорить – технологической, цивилизационной…

- На ваш взгляд, насколько тесно цивилизация связана с тем или иным языком? Например, нынешняя доминирующая цивилизация построена на базе семьи европейских языков. Если ей на смену придет другая — скажем, китайская — это приведет к смене иерархии ценностей, понимания «плохо — хорошо», иному восприятию жизни?

- Очень непростой вопрос. Разумеется, цивилизация завязана на язык, его систему, базовые структуры, понятия. Смена языка – смена цивилизации. Но возьмем Японию – они каким-то образом сумели, не поступившись всеми своими особенностями, перенять в то же время и базовые понятия, и структуры европейской цивилизации. Все-таки то, что мы все люди, важнее. Но вообще цивилизационный слом идет: европейская цивилизация слабеет. Не только детей в Европе не рожают, но и собственные ценности разрушают. Разрушается семья, разрушаются иерархические связи. Я это говорю без знака «плюс» или «минус» – может, она и должна разрушаться, может, ей пора. А со всех сторон идут новые мощные цивилизации.

И если у нас не будет гуманитариев в высоком смысле – тех, кто способен осмыслять происходящее и устанавливать тонкие системные связи с миром, — то нам крышка!

Каждый язык –это свой мир. Изучая еще один язык, ты открываешь еще один мир. Вот у нас тут можно увидеть экзотические семинары — по хеттской поэзии или шумерским глаголам, так вот это тоже надо. Знание этих миров, их логики приводит к таким поворотам мысли и ассоциациям, которых без этого не будет, а они могут оказаться очень важными.

Беседовала Татьяна Чеснокова.

По материалам ИА Росбалт.