Приватизация ученых

В понедельник в стенах Министерства образования и науки РФ состоялась пресс-конференция министра образования и науки Андрея Фурсенко, президента РАН Юрия Осипова и ректора МГУ, председателя Союза ректоров России Виктора Садовничего. Поводом послужило завершение согласования нашумевших концепций по реформированию науки и образования (о них подробно писали «Новые Известия» в номере от 5 октября). Участники дискуссии изо всех сил пытались продемонстрировать согласие, однако недовольство друг другом нет-нет да и проскакивало.

«В Багдаде все спокойно!» – эта цитата из популярного некогда фильма могла стать рефреном всего выступления Андрея Фурсенко. Как сказал министр: «Концепции представляют собой сбалансированные и очень современные документы, которые широко обсуждались в образовательном и научном сообществах, а также в средствах массовой информации, но остаются открытыми для дискуссий. Подчеркивая специфику научной и образовательной сфер, они вносят свой вклад в формирование общей концепции управления государственной собственностью, разработка которой ведется Министерством экономического развития и торговли. У Академии наук и ректоров российских вузов претензий к ним больше нет». Присутствовавшие здесь же Юрий Осипов и Виктор Садовничий только мрачно кивали головами. Однако первые же вопросы показали, что согласием здесь и не пахнет.

Наибольшее возмущение у работников научной сферы вызвали планы Минобрнауки по сокращению численности вузов и НИИ. Предполагалось, что к 2008 году в стране останется всего 200 академических институтов, финансируемых из бюджета, и 100 государственных университетов. Из доработанного варианта концепции пугающие цифры благоразумно убрали, но установку на сокращение никто не отменял. «К 2008 году средние затраты на одного научного сотрудника должны возрасти в 5 раз и составить 750 тыс. рублей. Из этого и должны исходить НИИ, планируя свой бюджет и штатное расписание», – заявил Андрей Фурсенко. И хотя, по словам министра, расходы на науку также возрастут многократно, ученых это не успокоило. Как пояснил обозревателю «НИ» эксперт по науке Государственной думы РФ Владимир Бабкин: «Существуют два способа борьбы с бедностью. Первый – платить нищим больше денег. Второй – их всех закопать. Наше государство в лице Минобрнауки выбрало второй путь. Расходы на одного научного сотрудника, конечно, повысят – за счет сокращения десятка других. И сколько подобных высокооплачиваемых специалистов в России останется?».

Не меньше вопросов вызвали и критерии отбора перспективных институтов, которые должны получить вожделенное бюджетное финансирование. «Мы будем их создавать совместно с РАН, чтобы в конечном итоге всем вместе, рука об руку выполнить задачу президента по удвоению ВВП», – говорил министр. Президент РАН Юрий Осипов вежливо молчал, зато в частной беседе дал волю своему гневу: «Я, конечно, рад, что судьбу академических НИИ будут решать с нашим участием, вот только объективных критериев, позволяющих оценить работу ученых, не существует нигде в мире. Даже самый популярный индекс цитируемости весьма субъективен. Один мой друг на спор за несколько лет увеличил собственный индекс в шесть раз, договорившись с коллегами, что они будут его цитировать по поводу и без. У академика же Сахарова вообще было всего несколько открытых работ, но от этого он не перестал быть величайшим физиком современности».

Приватизации НИИ, вызвавшей столько шума в научных кругах, как выяснилось, все же не избежать. «Всем понятно, что научные институты – совершенно особые учреждения и приватизировать их нужно по-особому, – делился своими планами министр. – В зависимости от стратегической значимости объекта мы будем решать: останется ли он государственным учреждением, преобразуется ли в ОАО со 100-процентным участием государства или за государством сохранится только контрольный или блокирующий пакет акций». Юрий Осипов хранил молчание, а после пресс-конференции пояснил: «В структуре РАН, конечно, есть НИИ, которые давно выполняют заказы на разработку колес, рельсов и т. д. Их мы скинем с превеликим удовольствием, а освободившиеся деньги пустим на фундаментальную науку, но ни сантиметра в зданиях, принадлежащих РАН, не отдадим! Я лично буду строить баррикады на Ленинском проспекте, если кто-то захочет оттяпать у нас под шумок НИИ и преобразовать его в казино».

Для министра подобная реакция, судя по всему, неожиданностью не была, именно поэтому он продолжал жестко настаивать на поправке к закону о науке, согласно которой устав РАН должно утверждать правительство РФ, а президента РАН – лично президент Путин. «Подчеркиваю! Утверждать, а не назначать!» – не выдержал Юрий Осипов и тут же получил отповедь от министра: «Академия наук – государственное учреждение, именно поэтому она распоряжается громадными ресурсами, принадлежащими государству, а значит, и контролировать ее должно государство! Дело РАН – предлагать, а президента – утверждать!».

Впрочем, в ближайшее время у ученых появятся более серьезные поводы для дискуссии. Как признался на пресс-конференции Андрей Фурсенко, его министерство готовит еще один пакет поправок к закону о науке. «Исключительно для ее блага! – заверил испуганно переглядывавшихся журналистов министр. – Мы, к примеру, уберем барьер между вузовскими и академическими НИИ, в свете чего они смогут заниматься и наукой, и образованием».

На этой жизнеутверждающей ноте, призванной демонстрировать согласие и примирение, стороны и остановились.

«Одно мне непонятно, – недоумевал, выходя из конференц-зала, корреспондент американского журнала Nature Брайон Мак Уильямс. – 15 лет вы реформируете свою науку, а положение в ней все хуже и хуже. Зачем, к примеру, объединять успешную фундаментальную науку с вузовской, если в концепции сказано, что она едва держится на плаву? А что будет с теми учеными, которые в ходе реструктуризации окажутся за бортом?».