Язык в собственном соку

В Москве идет Международный конгресс исследователей русского языка

Лингвистическая элита ближнего и дальнего зарубежья, озабоченная состоянием русского языка, в очередной раз собралась в Московском государственном университете на Международный конгресс исследователей русского языка. Место встречи - "первый гум". Так на студенческом сленге называется корпус гуманитарных факультетов Московского университета. Кстати, молодежный сленг - одна из самых модных тем научных докладов, заявленных на конгрессе. А их ни много ни мало - 800.

Итак, как сохранить языковое единство жителям разных регионов России? Нужно ли бороться с параллельным языком Интернета? Эти вопросы перед конгрессом мы задали ведущим российским русистам. К слову, дискуссия о "великом и могучем" активизировалась задолго до официальной встречи ученых на площадке московского филфака. Ведь объявлен Год русского языка. Иностранные заимствования, сленг и избыток мата в речи обывателя - эти три нарушителя границ языкового приличия дают серьезную почву для беспокойства. К примеру, недавно ректор одного из престижных московских вузов рассказал, что некоторые абитуриенты предпочитают сдавать математику по-английски. Им так легче выражать свои мысли.

Да и сам русский - уже не тот единый "великий и могучий": пространство литературного языка, того, о котором писал Тургенев, распадается на глазах. "Трещины" пошли в разных плоскостях. Нет государства Советский Союз, и наблюдатели утверждают: на территориях бывших республик появились особые изводы русского. Издательства экономят на редактуре, а в результате хороший русский язык теперь и в книгах днем с огнем не сыщешь.

Самые "больные места" "великого и могучего" прописаны в принятом не так давно Законе "О русском языке как государственном языке Российской Федерации". Однако многие считают, что он не работает.

Жили две шмары - Ольга и Татьяна Ларины

Молодежный сленг родился не сегодня. Вот пример из сочинения восьмиклассницы, не поверите, 20-х годов прошлого века: "Жили две шмары - Ольга и Татьяна Ларины". Однако, по мнению ведущего научного сотрудника Института русского языка имени Виноградова РАН Владимира Беликова, в русском языке сейчас сложилась все-таки необычная ситуация. Выверенный веками способ передачи культуры, когда дети учатся у взрослых, явно не работает. Родители сами учатся у своих "компьютероподкованных" отпрысков. Представьте себе пятидесятилетнего папу, который с видом бестолкового двоечника робко пытается манипулировать "мышкой". А рядом сынуля, обучающий его азам владения компьютером. Вот уж он отыграется за все пережитое в начальной школе: и за "считай быстрее, бестолочь", и за "крепче держи ручку, лентяй!". Как же эта ситуация влияет на язык?

- Людям тридцатилетним, которые в нашей жизни задают тон, - объясняет лингвист, - на авторитеты старших наплевать. В том числе и на языковые нормы. Попробуйте выступить в Интернете с проповедью правильной русской речи и критикой языка. Вас шапками закидают. К счастью, пока виртуальными.

Директор Института лингвистики РГГУ Максим Кронгауз считает, что "язык подонков" популярен не только среди молодежи. Сейчас в моде стиль молодых. А сленг - один из отличительных признаков принадлежности к группе "интернет-продвинутых". Поэтому вполне взрослые дядьки готовы "песать" со специфическими ошибками, лишь бы их сочли за "своих". В общем-то, это их личное дело. Плохо другое: "модное" словечко часто теряет какой бы то ни было смысл. Речь, нашпигованная пустышками типа: "жжет", "гламурненько" и "готично", - к русской мало имеет отношения.

Или другой пример языковой "болезни" - популярное "вау".

- Это междометие, - поясняет свое неприятие заграничного слова Кронгауз, - а значит, должно быть предельно искренним. Когда же искренность опосредована через заимствованное слово, то в ней начинаешь сомневаться. К слову, использование иностранных слов в быту иногда доходит до абсурда. Иду по рынку и читаю: "Эксклюзивная баранина".

Интеллигентный "блин"

Судя по выступлениям участников "круглого стола", несмотря на критический настрой, лингвисты все же стали гораздо демократичнее и терпимее к народному языковому творчеству.

- Позиция гуру, когда лингвист поучает, как надо говорить, отрицает то, что уже живет в языке, но при этом не готов составить словари реального языка, не соответствует запросам общества, - самокритично выступил Максим Кронгауз.

Хороший вкус не исключает "острых" выражений, главное - уметь быстро ориентироваться в том, где, что и как можно сказать. У филологов это называется "переключать регистры".

- Дети прекрасно понимают разницу между приличным и неприличным, - продолжил свою мысль профессор Кронгауз. - Попав в детсад, быстро узнают "плохие" слова, но чаще всего не произносят их дома.

До недавнего времени все мы очень четко "переключали регистры": были советский официальный язык, разговорный, просторечный. Сегодня это "переключение" практически отсутствует. Где можно сказать "блин", а где нельзя? Точно не знает почти никто. Скажем, на вручении престижной кинематографической премии Евгений Миронов - один из самых интеллигентных молодых актеров - говорит: "Ой, блин!" Разве это не дикость?

Что в этой неразберихе делать школьному учителю? Только не притворяться, что он не знает "плохих" слов, - в один голос советуют мэтры филологии! Ничего плохого не будет, если где-нибудь в "неофициальной обстановке" педагог позволит себе и неформальную лексику, и сленг. Но брань исключается в любой ситуации.

Ненормативный холодец

Еще одна языковая "трещина" пролегла между крупными городами. Интернет сводит в одну аудиторию людей с разных концов страны. И вдруг выясняется, что многие слова, употребляемые жителями того или иного населенного пункта, нуждаются в объяснении. К примеру, народ с удивлением узнал, что в Санкт-Петербурге пользуются не проездными, а карточками, в Саратове - сезонками, в Харькове - постоянными.

До недавнего времени нормой русского языка считался язык столицы: культурной, экономической, политической. Однако Санкт-Петербург потихоньку оспаривает у Москвы этот статус.

- Как правильно говорить по-русски, нам диктуют словари, - анализирует сложившуюся двусмысленную ситуацию Владимир Беликов. - А так как в основном современные словари пишутся в Санкт-Петербурге, то они будут отражать так называемую питерскую норму языка. Более того, если Малый академический словарь был умеренно "ленинградизирован", то в Большом гораздо больше санкт-петербургских особенностей. А это значит, что слово "холодец" (а так принято называть блюдо в Москве) будет снабжено в словаре пометой "просторечное". А на литературном языке правильнее будет сказать "студень".

Если учесть, что вскоре в силу вступит порядок утверждения "грамматик, словарей и справочников, содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка РФ", - ссылался Беликов на постановление правительства РФ от 23 ноября 2006 года, - холодца в Госдуме подавать не будут. Мало того, если в меню официальных приемов упомянут "красную рыбу", то, учитывая особенности питерской нормы, нужно ожидать подачу осетра или севрюги. Боюсь, что и протоколы инспектора ГИБДД с упоминанием "заезда на бордюр" не будут иметь юридической силы. Потому что правильно говорить "поребрик".

Кто же прав: москвичи или питерцы? По мнению лингвистов, лучшим словарем был бы тот, который бы объяснял носителям русского, что есть региональные особенности в литературном языке, например питерские или московские. И то и другое - нормально.

Три рубля за ошибку

Абсурдное на первый взгляд предложение известного борца за чистоту русского языка адмирала Шишкова заменить заморские "галоши" отечественными "мокроступами" все-таки нашло применение. Этим чудным словом стали называть приспособления для ходьбы по болотам. Это я говорю, конечно, не к тому, чтобы перевести, к примеру, всю компьютерную терминологию с английского на русский. Но вот научный язык, считают лингвисты, можно попытаться "обрусить".

- Недавно, - рассказывает заместитель директора Института русского языка имени Виноградова РАН Леонид Крысин, - защищалась очень интересная диссертация. Молодой ученый предложил терминологию, основанную на русских корнях. Например, "решатель", "определитель", "оцениватель". Он намеренно обошелся без английских терминов, хотя в скобках иногда и приводил их. И русские аналоги оказались ничуть не хуже.

Приживутся ли они - пока неизвестно.

Однако на культовый вопрос российского интеллигента "Что делать?" (в данной ситуации - с засоренным заимствованиями, сленгом и бранной лексикой языком) у участников "круглого стола" все же нашлось несколько рецептов.

Леонид Крысин, к примеру, считает, что язык телевидения, официальных документов, законотворческих дискуссий обязательно должен регулироваться:

- Скажем, в советское время дикторов штрафовали за ошибки. Так, за неправильное ударение снимали три рубля. Об этом мне рассказывал Дитмар Эльяшевич Розенталь, который был консультантом в дикторской группе. Ошибки на телевидении отслеживала специальная служба. А вот бытовой язык никаким инспекциям не подвластен. Здесь надежда только на внутренний вкус и культуру человека.

А вот по мнению профессора филологического факультета МГУ Людмилы Чернейко, время "штрафов" миновало, а вот об экзамене по русскому языку не грех задуматься. Во всяком случае для тех, кто работает в школах, вузах, в СМИ, в издательствах и органах управления:

- Лингвисты не имеют права отмахиваться от живых явлений в языке, - подвела она итог дискуссии. - Они обязаны их изучать и фиксировать. От "беспредела" и "тусовки" мы никуда не денемся: эти слова прижились в русской речи. Чем мы можем помочь обществу, озабоченному состоянием "великого и могучего"? К примеру, составить словарь по образцу французского - "100 слов, которые надо спасать". В него должны войти слова нравственной сферы традиционной русской культуры. Такие, как, например, "сочувствие", "репутация", "честь", "достоинство", "воспитанность". Конечно, без поддержки государства нам не удастся удержать у русского ни статус международного, ни единый литературный стандарт. Поэтому забота о языке, безусловно, должна войти в сферу приоритетных национальных проектов Российского государства.

Елена Новоселова. Российская газета.